Христианские мыслители: Августин Блаженный (354 - 430)

Вера и рассудок. Как и все великие хри­стианские мыслители, Августин старался найти меру в соотношении между верой и рассудком. Многие апологеты склонны подчеркивать, что Августин ставит на пер­вое место веру, и недооценивать роль, отво­димую им рассудку при провозглашении и апологии Благой Вести. Они выделяют отрывки, в которых епископ Гиппона ста­вил веру впереди рассудка, такие как «я верую, чтобы иметь возможность понять». В самом деле, Августин сказал: «Сначала вера, понимание потом» («О символе ве­ры»). Ибо, «если мы захотим узнать, а затем уверовать, мы не сможем ни узнать, ни уверовать» («О Евангелии от Иоанна»).

Однако эти отрывки, взятые отдельно от других, создают неверное впечатление от­носительно роли рассудка в учении Авгу­стина о христианской вере. Августин точно так же считал, что есть случаи, когда рас­судок должен идти впереди веры. Он заяв­лял, что «никто, в самом деле, не поверит во что бы то ни было, если сначала не поду­мает, что в это следует поверить». Поэтому, «необходимо, чтобы во все, во что верят, уверовали после того, как размышления проложат к этому путь» («О свободе воли»).

Августин провозглашал первенство рас­судка, когда написал: «Богом запрещено, чтобы Ему пришлось пожалеть о наличии у нас способности, посредством которой Он возвысил нас над всей прочей тварью. Сле­довательно, мы должны отказываться уве­ровать так, чтобы не получать и не искать оснований для нашей веры, поскольку мы вообще не смогли бы уверовать, не будь у нас разумной души» («Письма»).

Августин даже обращался к разуму, что­бы разработать «доказательство существо­вания Бога». В труде «О свободе воли» он настаивает, что «существует нечто выше человеческого разумения». Рассудок не только может доказать существование Бога, но и полезен для понимания сущно­сти христианского вероучения. Ибо «как может кто-либо понять того, кто пропове­дует веру, если (не говоря уже о других сложностях) не понимает самого языка, на котором к нему обращаются [...] Наша спо­собность к пониманию, таким образом, по­могает нам уверовать в то, что мы уразуме­ли».

Августин также обращается к рассудку, чтобы преодолевать препятствия, мешаю­щие христианской вере. О некоем человеке, который хотел узнать ответы на свои воп­росы, прежде чем стать верующим, Авгу­стин пишет: «вполне разумно, что он рас­спрашивает нас о воскресении мертвых, прежде чем будет допущен к христианским таинствам». И более того, «возможно, сле­довало бы также допустить, чтобы он наста­ивал на предварительном обсуждении воз­никшего вопроса относительно Христа — почему Его пришествие состоялось в миро­вой истории так поздно, и ряда других ва­жнейших вопросов, из которых вытекает все остальное» («Письма»). Говоря вкратце, Августин убежден, что че­ловеческий рассудок полезен до, во время и после того, как человек обретает веру в Бла­гую Весть.

Бог. Для Августина Бог — самосущест­вующее начало: «Я есть Тот, Кто Я есть». Это сущность несотворенная, неизменная, вечная, неделимая и абсолютно совершен­ная. Бог есть не безлич­ностная Сила, а личностное Существо, Отец. По сути дела, Он есть три­единый Отец, Сын и Святой Дух. В этом вечном единстве нет ни смеше­ния ипостасей, ни разделения их сущности.

Бог всемогущ, вездесущ и всеведущ. Он вечен, существуя до времени и вне времени. Он абсолютно трансцендентен Вселенной и все же имманентно присутствует в каждой ее части в качестве поддерживающей при­чины для нее. Хотя мир имел начало, никогда не было такого времени, когда бы не было Бога. Он есть Необходимое Существо, Которое ни от чего не зависит, но от Которого все остальное зависит в своем существовании. «Посколь­ку Бог есть высшее Существо, иными сло­вами, поскольку Он существует высшим об­разом и поэтому неизменен, то отсюда сле­дует, что Он дал существование всему, что сотворил из ничего» («О граде Божием»).

Происхождение и природа Вселенной. Согласно Августину, мир был создан ex ni-hilo, «из ничего». Творение пришло от Бога, но не вышло из Него. «Из ничего сотворил Ты небеса и землю — великую вещь и ма­лую — ибо Ты всемогущ и благ, чтобы сде­лать все вещи благими, даже великие небе­са и малую землю. Ты был, и не было ничего другого, из чего сотворил Ты небо и землю» («Исповедь»). Таким образом, мир не вечен. Он имел начало, однако не во време­ни, а вместе со временем. Ибо время нача­лось вместе с миром. До начала времени времени не было. На вопрос, что Бог делал до того, как сотворил мир из ничего, Авгу­стин ответствовал, что, поскольку всякое время сотворено Богом, до создания Им ми­ра никакого времени не было. Не творение во времени, а сотворение самого времени — вот в чем состояло изначальное деяние Бога. Итак, Бог не делал (не созда­вал, не творил) ничего до того, как сотворил мир. Он просто был Сущим.

Мир есть категория временная и измен­чивая, и из него мы можем узреть, что дол­жно быть некое Существо, вечное и неиз­менное. «Взгляни на небо и землю; они про­возглашают, что они были созданы, ибо они изменяются и преображаются». Причем «всякое, что не было создано и все же суще­ствует, не содержит в себе ничего, не быв­шего в нем прежде; а ведь это и значило бы изменяться и преображаться. Они провозг­лашают также, что не сами себя сделали» (ibid.).

Чудеса. Поскольку Бог сотворил мир, Он может вмешиваться в него Своим действи­ем. Собственно говоря, то, что называют Природой, есть просто обычный способ, каким Бог заботится о Своем творе­нии. Ибо «когда такие вещи происходят в своего рода постоянном потоке вечно теку­щей последовательности, переходя от скрытого к видимому и от видимого к скры­тому по размеренному и проторенному рус­лу, их называют естественными». Но «ког­да они, к изумлению человеков, своим не­обычайным преображением нарушают эту череду, тогда они зовутся чудесами» («О Троице»). «Но даже обыденный, постоянный ход вещей в природе есть результат действия Бога. Ибо... Кто же еще проводит соки от корней лозы к виноградным гроздьям и создает вино, если не Бог? Кто, пока человек насаждает и поливает лозу, дает ей прирост? Но ко­гда, по велению Господа, вода преврати­лась в вино с необычайной быстротою, бо­жественное действие, как то признают да­же глупцы, сделалось явным. Кто же еще обычно наряжает дерева листьями и цве­тами, если не Бог? И все же, когда жезл первосвященника Аарона расцвел, с сом­невающимся человечеством словно бы за­говорило Само Божество» [ibid.].

Человеческие существа. Человечество, как и все остальное в мире, не вечно. Люди созданы Богом и подобны Богу. Они состоят из смертного тела и бессмертной души. После смерти душа ожидает воссоединения с телом, находясь в осозна­ваемом состоянии — либо блаженства (на небесах), либо непрекращающихся мук (в преисподней). Эти души соединятся со сво­ими телами при воскресении. И «после вос­кресения тело, полностью подчинившись духу, будет всю вечность пребывать в совер­шенном покое и мире» («О христианском вероучении»).

Для Августина душа человека, то есть его духовное измерение, имеет ценность более высокую, нежели тело. В самом деле, имен­но в своем духовном аспекте человечество сотворено по образу и подобию Божию. По­этому грехи души хуже, чем грехи тела.

Зло. Зло реально, но это не есть некая сущность. Происхожде­ние зла — восстание свободных созданий против своего Творца. «По существу, грех до такой степени есть умышленное зло, что если оно не умышленное, то это вообще не грех» («Об истинной религии»). Разуме­ется, Бог сотворил все вещи благими и дал Своим наделенным нравственностью созда­ниям благую способность свободы воли. Од­нако грех возникает, «когда воля, которая отворачивается от неизменного и общего блага и нацеливается на собственное, лич­ное благо или на что-то несущественное и низшее, грешит» («О свободе воли»).

Выбирая меньшее благо из возможных, наделенные нравственностью создания портят благие сущности. Зло, следователь­но, по самой своей природе есть отсутствие или умаление добра. Зло не существует са­мо по себе. Зло, подобно паразиту, сущест­вует только как порча благих вещей. «Ибо кто может сомневаться, что в общем и це­лом то, что именуется злом, есть не что иное, как порча благого? Различные виды зла в самом деле могут получать разные названия; но то, что есть зло всех вещей, то, через что ощутимо всякое зло, есть порча» («Против послания Манихея»).

Зло есть дефект в благих вещах. Оно как гниль в дереве или ржа на железе. Оно пор­тит благие вещи, не имея при этом собст­венной сущности. Таким образом Августин отвечал на дуализм манихейской религии, которая провозглашала зло равно вечной, хотя и противостоящей, реальностью наря­ду с добром.

Этика. Августин верил, что Бог по самой Своей природе есть Любовь. Поскольку долг человека перед своим Творцом — не­сти в себе образ Божий, на людях лежит абсолютная нравственная обязанность любить Бога и ближнего своего, сотворенного по образу Божию. «Ибо таков закон любви, установленный божественной властью. "Возлюби ближнего твоего, как самого се­бя", но "возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим"» («О христианском уче­нии»). Таким образом, мы должны сосредоточить все свои стремления, всю свою жизнь и все свои помыслы на Том, от Кого мы получили все, что имеем. Все доб­родетели определяются через эту любовь.

Августин говорит: «Что касается добро­детели, ведущей нас к счастливой жизни, я считаю добродетель не чем иным, как со­вершенной любовью к Богу. И четыре вида добродетели я рассматриваю как следствия четырех форм любви. Умеренность есть лю­бовь, целиком посвящающая себя тому, что любят; стойкость есть любовь, с готовно­стью отдающая все ради блага любимого; справедливость есть любовь, служащая только любимому и поэтому судящая пра­ведно; благоразумие есть любовь, проница­тельно различающая, что мешает ей и что помогает». Таким образом, «умеренность есть любовь, нераздельно и неукоснительно сохраняющая себя для Бога; справедли­вость есть любовь, служащая только Богу и поэтому мудро судящая обо всем осталь­ном, подчиненном человеку; благоразумие есть любовь, правильно различающая, что приближает ее к Богу, и что может стать препятствием на пути» («О нравственности кафолической Церкви»).

Предметом этой любви является Бог, главное Благо. Он есть абсолютная Любовь, так что абсолютная обязанность человечес­кого существа — проявлять любовь во всех областях своей жизни, сначала к Богу, а затем — к ближнему.

История и предназначение. В своем классическом труде «О граде Божием» Ав­густин разрабатывает первую значитель­ную христианскую философию истории. Он говорит там, что есть два «града» (Царст­ва) — град Божий и град человеческий. У этих двух городов различное происхожде­ние (от Бога и от сатаны), у них две разные сущности (любовь к Богу и любовь к себе, гордость) и две разные участи (небеса и пре­исподняя).

История движется к своему завершению. К тому концу времен, когда произойдет окончательная победа Бога над сатаной и добра над злом. Зло будет отделено от доб­ра, и праведные испытают воскресение в совершенное тело и в совершенное состоя­ние. Утерянный в начале рай в конце будет возвращен Богом.

История творения есть история Творца. Бог осуществляет Свой верховный замы­сел, и в конце Он поразит зло и даст челове­ку совершенство. «Здесь мы находим ответ на вопрос, чего ради Бог сотворил людей, если предвидел, что те будут грешить. При­чина в том, что как в них, так и через них Он может раскрыть, сколь многое заслуже­но их виной и прощено Его благодатью, а также в том, что гармония всей созданной Богом реальности и Его власти не может быть искажена упрямым диссонансом тех, кто грешит» («О граде Божием»).

Оценка. Святого Августина критиковали за многое, но, возможно, больше, нежели в чем бы то ни было еще, он виновен в некри­тическом применении идей платонизма и неоплатонизма. Даже он сам отрекся от некоторых из своих ранних пла-тонистских взглядов в труде «Отречения», написанном им в конце жизни. Например, некогда он признавал доктрину Платона о предсуществовании души и воспоминани­ях из прежнего существования.

К сожалению, были и другие платонистские идеи, от которых Августин так и не отказался. К их числу принадлежит плато­новский дуализм души и тела, тогда как человеческое существо есть душа и только имеет тело. Наряду с этим Августин при­держивался крайне аскетического взгляда на физические желания и на секс, даже в контексте брака.

Далее, гносеологическая концепция вро­жденных идей у Августина была оспорена эмпириками нового времени, как и его доктрина просвещения. И даже некоторые теисты сомневаются, дей­ствительно ли его основанное на идее исти­ны доказательство бытия Бога состоятель­но, спрашивая, почему в качестве источни­ка абсолютной истины необходим исклю­чительно абсолютный Разум.

Даже некоторые из тех, кто принимает классический теизм Августина, указывают на его непоследовательность, проявившую­ся в том, что он не продемонстрировал уни­тарность (единство) божественных идей. Это получилось вследствие представления об идеях как неприводимых простейших платоновских формах, множественность которых в одной простой сущности невоз­можна. Данная проблема была позже решена Фомой Аквинским посредст­вом введенного им различия между акту­альностью и потенциальностью в модусе су­ществования, что нашло свое выражение в его учении об аналогии.

Источник: Энциклопедия христианской апологетики - Норман Л. Гайслер.